annablaze | Entries tagged with magical yeats

В ближайшем выпуске журнала "Ио Пан" будет опубликовано начало большой статьи Кэтлин Рейн "Йейтс, Таро и Золотая Заря". Вот кусочек:

О Древе Жизни, этом универсальном символе, с которым он был так хорошо знаком, Йейтс пишет в одной из своих автобиографических книг:

Древо Жизни — это геометрическая фигура, состоящая из десяти окружностей или сфер, так называемых сефирот, соединенных прямыми линиями. В древности его, несомненно, представляли как некое огромное дерево, покрытое плодами и листьями; но с некоторых пор, по всей вероятности, с тринадцатого века, когда его коснулся математический гений арабов, оно утратило свой природный облик [1].

Божественная энергия непрерывно истекает из несотворенного источника, и поток ее проходит через десять божественных имен, исчислений или сил, которые возникли из того же источника и образовали четыре мира: Ацилут (мир божества), Брия (мир творения), Йецира (мир формирования) и Асия (мир действия). В традиционной платоновской иерархии им соответствуют мир прообразов (или архетипов), интеллектуальный мир, небесный мир и мир стихий (элементов). Этими терминами пользовался Агриппа и другие авторы, труды которых изучали в Ордене Золотой Зари. К той же традиции восходят три мира Блейка и Сведенборга — Эдем, Беула и Порождение [2].

В своем раннем стихотворении «Два древа» Йейтс возвращает Древу Жизни листву:

Волненья дрожь в его листах
Напевам волн дает начало
И для тебя мои уста
С волшебной песнью обвенчало.
В горящем круге наших дней
Обличья страсти вольной стаей
Кружатся меж его ветвей,
Узор неведомый сплетая…

Это Древо повторяется и отражается в каждом живом существе сотворенного мира:

Гляди в себя, любовь моя, —
На образ древа сокровенный…

И в самом нижнем из миров тоже присутствует образ этого Священного Древа, пусть даже искаженный:

…образ роковой
Корней, метелью занесенных,
Ветвей иссохших, оголенных…

( Read more... )

Current Mood: quixotic

Вот
http://sane-witch.livejournal.com/321585.html
по теме тэга
один из результатов работы над "кельтскими мистериями"

Current Mood: cheerful

Вернемся к истории «Замка Героев». Из рассказа самого Йейтса в его автобиографии явствует, что в рассматриваемый период (приблизительно в 1896—1906 гг.) он намеревался интегрировать основные символы христианства в контекст более древних верований, в сжатом виде воспроизведя в «кельтских мистериях» подлинную религиозную историю Ирландии. «Замок Героев» грезился ему как место, где лучшие умы Ирландии смогут приобщиться к мистическим традициям своей страны, а философия и ритуал нового ордена объединят в себе духовные устремления с непосредственным восприятием природной красоты.

Так это виделось Йейтсу. Но кроме него, в работе участвовали и другие люди, и в первую очередь — Мод Гонн, роль которой в истории «кельтских мистерий» неоднозначна. С одной стороны, само ее участие в разработке философии и ритуалов нового ордена стало для Йейтса одним из важнейших стимулов к этой работе: он надеялся таким образом упрочить свою дружбу с Мод, а когда-нибудь, возможно, и завоевать ее любовь. При этом Мод была весьма восприимчивой и одаренной как ясновидящая, и сотрудничество с ней в этом плане приносило богатые плоды. Но с другой стороны, цели ее существенно расходились с замыслами Йейтса, и разногласия их со временем становились все более очевидными и непримиримыми. Мод была убежденной и, можно сказать, профессиональной революционеркой, посвятившей всю свою жизнь борьбе за независимость Ирландии, и «кельтские мистерии» представлялись ей всего лишь небесполезным подспорьем в этой борьбе. Йейтс же ратовал, в первую очередь, за восстановление культурных традиций Ирландии и интеграцию их в современный контекст, а «кельтские мистерии» для него были не только средством, но и, в определенном смысле, самоцелью. Созидаемый орден был в его восприятии живым существом, наделенным собственным разумом и волей, — некоей коллективной личностью, наподобие той, какой представлялся ему и орден Золотой Зари (соответствующие воззрения Йейтса подробно изложены в нескольких посланиях, с которыми он обращался к членам ЗЗ в 1901 году). И если для Мод задача этой работы водилась, по большому счету, к разрушению (видевшемуся ей как разрушение цепей, которыми Британия сковала ирландский народ), то для Йейтса — напротив, к созиданию и сохранению коллективной индивидуальности этого народа, выраженной в «символах и формулах, которые суть силы, действующие по собственной воле». Напрашивается вывод, что это фундаментальное разногласие составило, по крайней мере, одну из причин, по которым замысел «кельтских мистерий» так и остался невоплощенным.

На склоне лет, уже после смерти Йейтса, в эссе «Йейтс и Ирландия» (1940), Мод Гонн оставила воспоминание о том, под каким углом их совместная работа виделась ей:

«Одной из давних наших грез был Замок Героев. Он должен был стоять посреди озера как святилище ирландской традиции, открытое лишь тем, кто посвятил свою жизнь Ирландии; в замок их будет доставлять раскрашенная ладья, но оставаться там они смогут лишь ненадолго, для отдохновения и вдохновения. Замок будет построен из ирландского камня и украшен только Четырьмя драгоценностями Племен богини Дану и, быть может, статуей Ирландии, если найдется скульптор, достаточно великий для воплощения нашего замысла, — в чем мы сомневались.

<...>

Вилли любил символы как средство оформления своих идей и подолгу размышлял над ними. Мы полагали, что в Замке Героев не должно быть места банальностям: каждая деталь его убранства должна сочетать в себе красоту с пользой. Те, кто взял на себя некую великую миссию ради Ирландии, будут в комфортной, но строгой обстановке предаваться долгим размышлениям о своей стране, стремясь привести свои личные усилия в гармонию с устремлениями всей нации.

Наш Замок Героев так и остался воздушным замком, но в последнюю нашу встречу с Вилли в Риверсдейле (незадолго до того, как он покинул берега Ирландии в последний раз), на прощание, сидя в кресле, подняться из которого мог лишь с превеликим трудом, он сказал: «Надо было нам тогда продолжать эту нашу затею с Замком Героев. Мы бы и сейчас могли это сделать». Я так удивилась, что он до сих пор об этом помнит, что не нашлась с ответом. В водовороте жизни течения наших с ним трудов разошлись слишком далеко. Мы не на шутку рассорились, когда он стал сенатором Свободного государства, принявшего законы против молодых солдат-республиканцев, все еще стремившихся очистить Ирландию от британской заразы. После этого мы не виделись несколько лет. Но в то мгновение я стояла перед ним, онемев, и в голове у меня билась эхом песня Рыжего Ханрахана: "Ярость, как бурная туча, переполняет грудь... Словно полые воды, отяжелела кровь". И я поняла, что мы с Вилли по-прежнему "к стопам Ее тихим нежно желаем прильнуть" [1] и поклоняемся Ей — той, которая чище высокой свечи перед Святым Распятием».

Этот рассказ — наглядное свидетельство не только великой силы воодушевлявших их идеалов, но и того, что Мод Гонн до последнего видела в «грезе о Замке Героев» лишь то, что хотела видеть, — лишь орудие борьбы, а не возрождения и созидания, — и всю работу над «кельтскими мистериями» интерпретировала именно в этом ключе.

Примечание

[1]. Цитаты из стихотворения У.Б Йейтса "Песнь Рыжего Ханрахана об Ирландии" в пер. А. Сергеева.

(с) Анна Блейз

Current Mood: working

Продолжим.

Неподалеку от того самого озера Лох-Кей жил Дуглас Хайд (1860—1949) - ирландский историк, поэт и фольклорист. Он публиковал народную ирландскую поэзию с английскими переводами; его сборники «Любовные песни Коннахта» и «Религиозные песни Коннахта» пользовались большой популярностью. В первый из них вошла песня «Прекрасная Уна», которую, по преданию, пел Томас Маккостелло над могилой своей возлюбленной. (Песня особенно прекрасно читается в параллели к рассказу Йейтса, на который я давала ссылки в предыдущем посте. Вот там http://musicanet.org/robokopp/eire/unabhan.html есть оригинал и подстрочный перевод на английский.) Кроме того, Хайд написал «Литературную историю Ирландии» (1899) и вел активную националистическую деятельность, выступая за «деанглизацию Ирландии». Он возглавлял Гэльскую лигу, в которой состоял и Йейтс (организацию, основанную в 1893 г. в целях возрождения гэльского языка и сохранения ирландской народной культуры), а впоследствии стал первым президентом Ирландской республики.

В 1896 г. Йейтс приехал в гости к Хайду - порыбачить и собрать материал для своей работы. С этого визита, собственно, и начинается история "кельтских мистерий". Вот как описывал те события сам Йейтс много лет спустя в автобиографической книге "Hodos Chameliontos" [1]:

«Приехав в гости к Хайду в Роскоммон, я направился на озеро Лох-Кей в надежде отыскать там какую-нибудь память о старинной истории Тумауса Костелло, из которой я делал рассказ, теперь носящий название “Гордый Костелло, дочь Макдермота и злой язык”. Меня возили на лодке по озеру в поисках острова, где он умер; это место мне пришлось выискивать по приметам из переложения в книге Хайда “Любовные песни Коннахта”, потому что лодочник в ответ на мой вопрос лишь пересказал историю Геро и Леандра, поместив дом Геро на одном острове, а Леандра — на другом [2]. Доев, наконец, запасенные сэндвичи, мы очутились у “Замка-на-Скале” — острова, целиком занятого замком. То был не старинный замок, а плод фантазии какого-то романтика, выстроенный лет семьдесят или восемьдесят тому назад. Последним, кто там жил, был отец доктора Хайда [3], да и тот продержался всего пару недель. У здешних жителей, говорящих по-гэльски, это сооружение вошло в поговорку: какую-нибудь исключительную в своей бесполезности вещь называли не “белым слоном”, а “Замком-на-Скале” [4]. Впрочем, кровля была еще цела и окна не разбиты. Местоположение в центре озера, полного лесистых островков и окруженного лесистыми холмами, и впрямь романтично; кроме того, с одной стороны замка, а возможно, и с другой, имелась каменная площадка, под которой можно расхаживать взад-вперед, предаваясь раздумьям.

Я вознамерился создать мистический орден и купить или арендовать для него этот замок, где члены его смогут на время затворяться для созерцательной жизни и где мы учредим мистерии, подобные Элевсинским или Самофракийским; и с того дня на протяжении десяти лет самой страстной моей мечтой оставались тщетные попытки выработать философию и создать ритуал для этого ордена. У меня было несокрушимое убеждение, не знаю, когда и как возникшее, что передо мной распахнутся невидимые врата, как распахнулись они когда-то для Блейка, Сведенборга и Бёме, и что философия эта обретет верное руководство в каждой книге, порожденный живым воображением, а ирландцам в качестве особого руководства даст ирландскую литературу, которая, будучи творением множества умов, тем не менее, покажется плодом ума единого и преобразит каждый исполненный красоты или воспетый в легендах уголок нашей земли в священный символ. Я не считал, что эта философия должна быть всецело языческой, поскольку было очевидно, что символы для нее следует выбирать из числа тех, которые волновали людей на протяжении многих, по большей части христианских, столетий. Я полагал, что до поры до времени могу сочинять стихи о любви, называя ее «Розой», ибо значение Розы двояко; о рыбаке, который «горя не знал отродясь» [5]; о старухе, досадующей на молодых бездельников, или о каком-нибудь веселом скрипаче, — короче, обо всем, о чем пишут «народные поэты»; но что рано или поздно — когда начнут приоткрываться те врата — мне придется заговорить на языке сложном или не вполне ясном. В ритме, все еще хранящем отзвуки Морриса, я молился Красной Розе, Умопостигаемой Красоте:

Приблизься! — но не преступай черты,
Откуда вздохом разожжешь мечты!
Не то оглохну я к речам земли <...>
И позабуду слово человечье,
Внимая только чудному наречью,
Что Бог являл сверкающим сердцам <...> [6]

Не помню, что я подразумевал под «сверкающими сердцами», но вскоре после того я написал о духах «с зеркалами вместо сердца» [7].

Относительно ритуалов предполагалось, что они будут не сочиняться обдуманно, как стихотворения, а только добываться особым способом, которому научил меня Мазерс [8]; и в надежде на это я очертя голову ринулся в лабиринт образов, тот самый лабиринт, о котором нас предостерегают «Оракулы», в древности приписывавшиеся Зороастру, а ныне — некоему александрийскому поэту: «Смотри, не ввергнись в мир темного великолепия, где вероломная Глубь и облаками сокрытый Гадес, услаждающий взор свой непостижимыми образами» [9].»

* * *

Помимо прочего, в этом отрывке мы встречаем понятие, занимающее в эстетической философии Йейтса очень важное место, — Умопостигаемая, или «Интеллектуальная», Красота (Intellectual Beauty). В основе своей это платоновская (или, точнее, неоплатоническая) идея красоты, «сверхчувственная красота» Плотина, «та высшего рода красота, которая не способна нисходить ни в мрамор, ни во что другое, но остается в самой себе». Ближайшим источником этого концепта для Йейтса послужил «Гимн интеллектуальной красоте» Шелли (http://lib.babr.ru/index.php?book=3555), однако сам Йейтс указывал, что его «Роза», в отличие от «интеллектуальной красоты» Шелли и «Небесной Красоты» Спенсера, мыслится как сущность, разделяющая страдания человека, а не просто далекий, отстраненный и недостижимый образ. Этим, в целом, объясняется название процитированного стихотворения — «Роза, распятая на кресте Времени» (http://www.poetryfoundation.org/archive/poem.html?id=172052). Однако в данном названии содержится и более конкретная аллюзия — на центральный образ розенкрейцерской философии, преломленной в учении Золотой Зари. Это, разумеется, образ Розы и Креста — Розы Духа, распятой на кресте Материи, Пространства и Времени; образ, символизирующий слияние и сущностное тождество микро- и макрокосма, человека и божества. Роза — символ духовного солнца и, следовательно, сефиры Тиферет (Красоты!), достижение которой (восхождение на степень Младшего Адепта в иерархии ЗЗ) равнозначно соединению микрокосма с макрокосмом. В каббалистической парадигме эта сефира отождествляется с Сыном, а в христианской, соответственно, с Христом, что возвращает нас к идее страдания, разделенного с миром. Таков один из примеров синтеза традиций, достигнутого в учении ЗЗ и служившего образцом для Йейтса в его стремлении создать философию нового мистического ордена.

Забегая вперед, упомянем, что, несмотря на неудачу, постигшую его в этом замысле, впоследствии — в системе, изложенной в трактате «Видение», — Йейтсу удалось достичь синтеза более высокого порядка. Как он и предчувствовал, "невидимые врата" все же открылись перед ним, хотя произошло это значительно позже, чем он надеялся, и в несколько иных формах, чем он ожидал в молодости. Он действительно "заговорил на языке сложном или не вполне ясном", но все же достаточно внятном для читателя, готового посвятить некоторое время и силы изучению этого "чудного наречья".Если воспользоваться терминологией самой системы «Видения», то можно предположить, что синтетическая философия, представленная в этом трактате, оказалась возможна постольку, поскольку наконец выразилась не в «первичной», а в «антитетической» форме, подлинно близкой Йейтсу как антитетику. Идея Умопостигаемой Красоты, в этой системе приобрела в каком-то смысле более универсальное значение (то есть не привязанное столь жестко к интерпретациям в рамках отдельных религиозных и литературных традиций), но, вместе с тем, и несравненно более индивидуализированное. Роза претворилась в Маску: личный объект желания, высший образ того, что способно вызвать в данном конкретном человеке влечение и любовь.

Примечания

[1]. "Путь хамелеона" (лат.), от названия одноименного документа Золотой Зари, посвященного цветовым соответствиям сефирот и путей Древа Жизни.
[2]. Античная легенда о Геро и Леандре кратко изложена здесь: http://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%93%D0%B5%D1%80%D0%BE_%D0%B8_%D0%9B%D0%B5%D0%B0%D0%BD%D0%B4%D1%80.
[3]. Артур Хайд, приходской священник Англиканской церкви Ирландии.
[4]. «Белый слон» (white elephant) — устойчивое выражение в английском языке, обозначающее совершенно никчемную вещь (наподобие «собаки пятая нога»).
[5]. Цитата из стихотворения Йейтса «Думы старого рыбака».
[6]. Цитата из стихотворения Йейтса «Роза, распятая на кресте Времени».
[7]. Образ из рассказа Йейтса «Видение Ханрахана».
[8]. Речь идет о работе с символами таттв, описанной здесь: http://annablaze.livejournal.com/166652.html.
[9]. Под «Оракулами» подразумеваются так называемые «Халдейские оракулы» (II в. н.э.), авторство которых долгое время приписывалось Зороастру, а приведенный отрывок звучит в ритуале степени Практика (3=8) Золотой Зари.

(с) Анна Блейз

Current Mood: contemplative

Решила немного отвлечься от технической стороны дела и выложить несколько открытых постов по истории работы Йейтса над "кельтскими мистериями".
История эта начинается с Замка Героев и одной печальной легенды о гордости, любви и злом языке.

Замок Каррик, принадлежавший предводителям ирландского клана Макдермотов (XI—XV вв.), стоял на Замковом острове (Касл-айленд) — одном из тридцати трех островов на озере Лох-Кей (графство Роскоммон). Это чрезвычайно живописное место; во второй половине XVIII века писатель Артур Янг отзывался о нем как об «одном из самых восхитительных пейзажей, какие мне только доводилось созерцать»; и свою уникальную красоту оно сохранило по сей день.

С 1041-го года на Замковом острове вели многовековые «Хроники озера Лох-Кей», а на соседнем острове Троицы были составлены «Хроники Бойла». Обе летописи повествуют о бесчисленных сражениях на берегах и островах озера: Макдермотам то и дело приходилось противостоять захватчикам из враждебных кланов. Кроме того, озеро славилось как монастырский центр: аббатство Троицы (Тринити) на одноименном острове было единственным в Ирландии монастырем белых каноников (норбертинцев, или премонстратов, — ордена, основанного во Франции святым Норбертом в XII веке), а на Церковном острове (Черч-айленд) по сей день сохранились фронтон и врата церкви кельтского монастыря IX века.

В местном фольклоре бытует легенда о несчастных влюбленных из двух враждующих кланов. Действие ее относится к XVII веку, ко времени правления английского короля Карла II (1660—1685). У последнего вождя Макдермотов, жившего в то время, была прекрасная златоволосая дочь по имени Уна Ван (Уна Прекрасная), которая полюбила Томаса Лэдира (Томаса Сильного), обедневшего потомка клана Маккостелло, некогда воевавшего с Макдермотами. Узнав об этом, отец Уны, прочивший ее за богатого жениха, заточил ее на Замковом острове. Девушка чахла от тоски, и пошел слух, что она умирает.

Наконец, старый Макдермот сдался и позволил Томасу навестить ее. Уна встретила его с великой радостью, но была так измучена, что не смогла даже поговорить с ним и сразу уснула от облегчения. Щадя ее доброе имя, Томас покинул замок и, не торопясь, поехал прочь: он был уверен, что Макдермот снова пошлет за ним, но сопровождавший его слуга не уставал твердить, что старик, верно, передумал. В конце концов, Томас не стерпел и воскликнул, что ноги его больше не будет в доме Макдермотов, если не пошлют за ним прежде, чем он переправится через речку Доногью.

Он прождал на середине брода полчаса, но вестника все не было видно. Наконец, слуга сказал ему: «Ну не чудно ли, что такой благородный господин мерзнет посреди брода ради какой-то женщины, будь она хоть самая раскрасавица на всем белом свете? Видать, совсем невелика ваша гордость, раз вы позволяете так над собой надсмехаться». «Твоя правда», — ответил Маккостелло и направил коня к дальнему берегу. Когда брод остался позади, их наконец нагнал вестник от Макдермотов. Томас пришел в ярость и убил дурного советчика ударом кулака, но нарушить данную клятву и вернуться к Уне уже не мог.

Вскоре Уна умерла. Ее похоронили на острове Троицы. Убитый горем Томас каждую ночь приходил к ней на могилу, добираясь до острова вплавь, и в конце концов простудился и умер. На смертном одре он обратился к отцу Уны с мольбой похоронить его рядом с возлюбленной, и тот не смог отказать. По преданию, на их могилах выросло два розовых куста или, по другой версии, два ясеня, ветви которых переплелись между собой. (Забавно, что в современных описаниях острова утверждается, что эти кусты — или эти деревья! — сохранились по сей день.)

В 1896 году Йейтс написал рассказ «Гордый Костелло, дочь Макдермота и злой язык» по мотивам этой легенды, использовав несколько иную версию. (Кстати говоря, образ двух деревьев на могилах влюбленных встречается и в других его произведениях, в частности, в поэме «Байле и Айлин» на сюжет другого, более древнего ирландского предания.) Сам рассказ не знаю в чьем переводе можно прочитать здесь: http://www.gothic.ru/literature/classic/prose/yets/costello.htm или, в переводе В. Михайлина, в сборнике «Кельтские сумерки» (http://www.ozon.ru/context/detail/id/140159/).

(с) Анна Блейз

(продолжение следует)

Current Mood: content

Нравятся они мне. Атлантида, правда, как-то приелась, причем практически с самого начала ;) но вот всяческие нуменоры и "Кэр-Ис лежит на дне морей" - это совсем, совсем другое дело :)
Фиона Маклауд (Уильям Шарп) в 1901 году написала стихотворение "Реквием", которое позже получило название "Муриас" и вошло в цикл стихотворений "Плач по четырем городам" (подразумеваются те самые четыре легендарных города, откуда в Ирландию пришли Племена богини Дану). Предупрежу на всякий случай, что мелкие безобразия с размером и особенно с рифмой растут ногами прямо из оригинала ;)

Укрыли волны Муриас:
В пучине погребен
Златой Кумир, и мерный пляс
Морских валов — как тихий звон
Колоколов, где погребен
Забытый Муриас.

Укрыли волны Муриас,
И блещет в глубине
Златой Кумир, и шум морей
Его баюкает во сне,
И спит меж бликов и теней
Мой город Муриас.

Укрыли волны Муриас,
И там, на самом дне,
Кумир внимает бегу дней, разбивших нам сердца,
Что отдал ты навеки мне,
А я — тебе, когда во сне
Почил наш Муриас.

Укрыли волны Муриас,
Где на заре времен
Душа моя с твоей душой была обручена.
Неужто близок смертный сон,
И одряхлели мы, как он —
Наш город Муриас?

Укрыли волны Муриас:
В пучине погребен
Резной Кумир, и тихий плач
Молитвы нашей — точно звон
Колоколов, где погребен
Забытый Муриас.

Перевод (с) Анна Блейз, 2008

( Оригинал )

Current Mood: nostalgic

В скором будущем я собираюсь написать несколько постов, касающихся магической и спиритической работы Йейтса и его, так сказать, сообщников. Выкладывать их я буду под замок в ту же группу, где лежат материалы по "Видению". Вначале я предполагала сделать отдельную группу, но теперь вижу, что это будет неудобно - ввиду самой специфики предмета.
Группа будет не слишком многолюдной. Во-первых, это во многом специальная информация, которая не имеет непосредственной прикладной ценности для людей, далеких от соответствующих материй, а потому интересна не всем из тех, кто читает мой журнал. Во-вторых, помимо переводных фрагментов, там, скорее всего, будут попадаться кое-какие мои собственные идеи и куски авторского текста, находящиеся в процессе разработки и обдумывания.
В связи с этим - две очень серьезные просьбы к участникам группы, относящиеся ко всем подзамочным постам с тэгами "Видение" или "magical Yeats":
1. Пожалуйста, не делайте кросс-постов.
2. Если возникнет желание обсудить что-то по теме поста, делайте это только в моем журнале или в журнале

sane_witch.
Мне очень интересно делиться этой информацией с определенными людьми и обсуждать ее с ними же, но выкладывать ее в открытом доступе я не готова.
Я надеюсь, что рано или поздно, когда оно так или иначе созреет, с этими материалами смогут ознакомиться не только участники группы: кое-что, возможно, будет опубликовано, а кое-что - открыто здесь для общего доступа. Кроме того, достаточно большую часть материалов о Йейтсе, Золотой Заре и т.п. я буду выкладывать сразу без замка, так что журнал, по большому счету, будет продолжать функционировать в прежнем режиме.

И несколько слов по составу группы.

1. На настоящий момент в нее входят те, кому виден вот этот старый пост
http://annablaze.livejournal.com/38338.html
Если кто-то из вас не готов выполнять мои просьбы, относящиеся к содержанию подзамочных постов, пожалуйста, скажите об этом сразу и прямо здесь. Так мы сможем сохранить с вами хорошие отношения.
Если уже сейчас или в какой-то момент в дальнейшем окажется, что кого-то из вас эти материалы не интересуют, сообщите мне, и я удалю вас из группы, чтобы не засорять вам ленту и/или голову. Это ни в коем коем случае не даст мне повода относиться к вам хуже или подумать о вас что-нибудь нехорошее :) Вопрос здесь исключительно в специфике интересов.

2. Заявки о включении в группу можно оставлять здесь.
К сожалению, я не могу обещать, что открою эти посты всем, кто выразит пожелание их читать. В частности, предупреждаю честно, что невзаимных френдов буду добавлять редко и неохотно ;) но, если очень хочется, попробовать можно.
Прежде чем оставлять заявку о включении в группу, проверьте, пожалуйста: если вам виден этот пост: http://annablaze.livejournal.com/38338.html, значит, вы уже с нами :)

До встречи :)

Current Mood: working

В 1898 году Уильям Батлер Йейтс и Мод Гонн возглавляли группу, работавшую (оккультными методами) над возрождением кельтских мистерий. К тому же периоду относятся пережитая ими серия мистических опытов, значение которой оба описывали как соединивший их "духовный брак". Вот история одного из таких видений (по книге Мэри Грир «Женщины “Золотой Зари”»):

«...они погрузились в безмолвный транс, и обоим явилось видение, которое они условились не обсуждать до того, как оно не завершится. Мод увидела себя в виде «огромной каменной статуи, сквозь которую струилось пламя». Она была неподвижной, неизменной и вечной — подобно камню и земле свой возлюбленной страны, воспламененной страстью и жизненной силой ее обитателей.
Вилли почувствовал, как он «превращается в пламя, поднимается ввысь и бьет наружу из очей огромной каменной Минервы» [1]. Он был воплощением творческой искры того художественного гения, что является в мире так редко, но всегда нуждается в некой форме, вокруг которой он смог бы сосредоточиться. Этой формой и стала Мод, воплощение духа самой ирландской земли.
Пережитый ими опыт подтвердил, что союз их должен оставаться «духовным браком», освященными «теми сущностями, что стоят за человеческой жизнью». Именно так им предстояло обрести посвящение для основания Школы мистерий — не в телесном бракосочетании, но через священный обряд, связующий Барда с Матерью-Землей.
После этого Мод расчувствовалась и нежно поцеловала Вилли. Накануне ее отъезда из Ирландии он наконец набрался смелости и предложил ей руку и сердце. Но Мод ответила, что это невозможно, воскликнув: «Плотская любовь — это для меня ужас и страх!» Быть может, она просто надеялась, что он отринет все ее возражения? Так или иначе, на следующий день она уехала.
В сущности, Мод и Вилли заново проживали сказку, которую полугодом ранее рассказала Йейтсу в письме Фиона Маклауд, — историю о человеке, обретшем давнюю память своих кельтских предков через «полное мысленное и духовное единение с некой родственной ему натурой, исполненной страсти». Изначально то была лишь аллегория, описывающая «взаимоотношения» Уильяма Шарпа и Фионы Маклауд — двух душ, обитающих в одном теле [2]; однако Йейтсу эта история, несомненно, напомнила о его собственных отношениях с Мод Гонн. Как интерпретировала это Фиона, «он воплощал в себе гений, память предков, творческую силу; она же была пламенем — и также обладала даром духовидения и необыкновенной, почти бесследно забытой древней мудростью гаэлов. <...> С нею, воспламенившей его дремлющее пламя, он стал самим собой. <...> Когда он познал пламя той женщины, “через которую он узрел Красоту”, душа его пробудилась. <...> Он нуждался в ее видениях, чтобы лицезреть собственные» [3]. Точно так же и Йейтс нуждался в способности Мод идти «сквозь огонь к свету», — но признать в ней реальную женщину из плоти и крови было выше его сил. Йейтс понял, что слова из одного его рассказа 1892 г. были пророческими: «Не тебя я любил, а женщину из сидов» [4].»

Примечания

[1]. Yeats, William Butler. Memoirs. London: Macmillan, 1972, p. 134. Минерва — девственная богиня-воительница, римский эквивалент греческой Афины. — Примеч. автора.

[2]. Уильям Шарп (1855—1905) — шотландский писатель, видный деятель кельтского литературного возрождения. С 1893 г. принял псевдоним «Фиона Маклауд». Со временем образ Фионы превратился в развитое альтер-эго; исследователи биографии Шарпа интерпретируют этот феномен в терминах «раздвоения личности», «бигендерности» и «двойной идентичности». По неподтвержденным данным, одно время Шарп состоял в ордене Золотой Зари. — Примеч. перев.

[3]. Finneran, Richard J., George Mills Harper, and William M. Murphy, eds. Letters to W.B. Yeats. New York: Columbia University Press, 1977, p. 39. Из письма Фионы Маклеод У.Б. Йейтсу от 28 июня 1898 г. — Примеч. автора.

[4]. W.B. Yeats. “Red Hanrahan and the Book of the Great Dhoul”. Цит. по: Toomey, Deirdre. “Labyrinths: Yeats and Maud Gonne”. In Yeats Annual No. 9: Yeats and Women. Ed. by Deirdre Toomey. London: Macmillan, 1992, p. 101. — Примеч. автора.

(c) Mary K. Greer. Women of the Golden Dawn. Rebels and Priestesses. Park Street Press. Rochester, Vermont, 1995.
Перевод (с) Анна Блейз, 2008