annablaze

Окончание главы «Мудрые женщины, щитоносицы, нимфы и богини» из книги Марджори Бернс «Гиблые земли». Перевод Анны Блейз (с).

Что же в таком случае мы можем сказать о Галадриэли — еще одной женщине Срединной земли, сыгравшей не последнюю роль в низвержении Саурона, и еще одной женщине, которая поначалу представляется свободной от ограничений, тяготеющих над женскими персонажами? Если Эовин принадлежит к народу, по существу, англосаксонскому и, следовательно, германскому, то Галадриэль — одна из эльфов, обладателей тайных сил и чар, ассоциирующихся с кельтами. Галадриэль — особа во всех отношениях возвышенная и достойная: она мудра, уверена в себе и непреодолимо привлекательна — исключительная представительница исключительной расы. Почти никто не может устоять перед ее очарованием. Взор ее проникает далеко вдаль и вглубь. Она хранит кольцо Ненья, Кольцо Вод, и использует его во благо Лотлориена. Благодаря ее дару возрождается разграбленный и опустошенный Удел. Сверх того, в толкиновской мифологии в целом Галадриэль играет роль еще более значительную, нежели во «Властелине Колец».
Можно назвать ряд причин, по которым Толкин без особых затруднений придал Галадриэли более стабильный и влиятельный статус, чем Эовин. Во многом это объясняется ее принадлежностью к эльфийской расе и историей, связывающей ее с Валинором, а также тем, что образ ее вызывал у Толкина определенные религиозные ассоциации. Но несмотря на все признание и почести, которые она получает и на все дары, которыми она осыпает Братство Кольца, та Галадриэль, с которой мы встречаемся во «Властелине Колец», все же остается верна толкиновскому идеалу женщины. В ее характере воплощены все типично женские добродетели: служение, поддержка, терпение, милосердие, чистота и забота о сохранении жизни (в узких рамках замкнутого сообщества).
Однако при этом характер Галадриэли чрезвычайно сложен. Вообще, все эльфы объединяют в себе несовместимые противоположности — юность и древность, легкость и торжественность; но в Галадриэли эти качества проявлены особенно ярко. Иногда она — «как огромное дерево в цвету, — говорит о ней Сэм Гэмджи, — а то будто белый нарцисс, хрупкий и тоненький. Твердая, как алмаз, — а нежная, как лунный свет. Теплая, как солнечный луч, — а холодная, как звездная стынь. Гордая и далекая, точно снежная вершина, а развеселая — не хуже любой девчонки, что я видал по весне с маргаритками в волосах» (TT 288). Впрочем, ее «девчоночьих» качеств и уязвимости нам не показывают: что бы ни говорил Сэм, а основное чувство, которое внушает читателю Галадриэль, — это благоговение. Речи ее неизменно церемонны, и все, кто предстает перед нею, отвечают с такой же церемонностью и ни на миг не забывают о приличиях. Таким образом, она представляется особой невероятно могущественной, но в то же время тщательно соблюдающей границы — как в поведении, так и в пространстве. Лотлориен для Галадриэли — во многом такое же «домашнее хозяйство», как для Златиники —Старый лес: это место, о котором она заботится, и которое, в свою очередь, служит ей убежищем. Но в пределах этого убежища Галадриэль (за исключением эпизода с Кольцом), по всей видимости, подчиняется неким ограничениям, которым неподвластны та же Златиника или Мелиан. Златиника столь же свободна в своем заповедном краю, как и Том (хотя тот вдобавок может при желании покидать пределы своих земель), да и Мелиан представляется более решительной, чем Галадриэль, и менее скованной в передвижениях. Даже покидая в конце концов Лотлориен в финале «Властелина Колец», Галадриэль выступает в путь степенно и чинно, в сопровождении свиты. Она ни разу не идет на верный — или хотя бы вероятный — риск, как Эовин. Она не решается принять участие в походе или ввязаться в войну. Все свои благодеяния она совершает дома, в полной безопасности.
Все это — именно те самые ограничения и особенности, которыми Толкин предсказуемо должен был наделить женщину, столь близкую к идеалу, как Галадриэль. Однако Владычица Лотлориена, какой она предстает во «Властелине Колец» — это еще не вся Галадриэль. Те, кто читал «Приложения», «Сильмариллион» или собранные Кристофером Толкином отцовские рукописи — «Историю Срединной земли», — знают, что Галадриэль пришла в Срединную землю как изгнанница и мятежница, как одна из тех эльфов, которые воспротивились власти Валар и которым обратный путь в Благословенный Край был заказан. В ту пору у нее был «нрав амазонки», пишет Толкин (Letters, 428), — нрав воительницы, гордой и непокорной, под стать мечтам Эовин.
И даже во «Властелине Колец» Толкин находит способы намекнуть, что Галадриэль — не обязательно и не исключительно высокий образец непоколебимой добродетели и чистоты. И дело не только в том, что она испытывает соблазн принять Кольцо: сердце ее «страстно желает» этого (FR 381), и на мгновение она даже видит себя «прекрасной и грозной» королевой. Как уже говорилось в главе 5, Толкин усложняет и расширяет ее характер, сопоставляя ему образы Шелоб и неоднозначных героинь других литературных произведений. Но если параллели с Шелоб и другими далекими от идеала литературными и мифологическими персонажами намекают на возможность нравственного падения или большей «плотскости», то ассоциации с некоторыми возвышенными фигурами, стоящими вне контекста «Властелина Колец», в то же время поднимают образ Галадриэли на более высокий план, приближая его к божественности.
Отчасти это заметно уже по тому преклонению, которое вызывает Галадриэль у других персонажей, — преклонению, свободному от всякого мирского и житейского подтекста и нагляднее всего проявляющееся в том неожиданном и почти неистовом обожании, которое она пробуждает у гнома Гимли. Изображение подобного «межрасового» чувства — гнома к эльфу — не только подчеркивает силу сострадания Галадриэли и ее привлекательность, способную преодолеть даже великие преграды между двумя враждующими расами. Преимущество такого чувства еще и в том, что у читателя не возникает сомнений в его идеальности. Гимли преклоняется перед Галадриэлью во многом так же, как средневековый рыцарь преклонялся перед прекрасной дамой: это модель куртуазного служения, в своей наивысшей форме обращающегося к прекраснейшей из дам — Деве Марии.
Подобное идеалистическое дистанцирование и свобода от плотскости неоспоримо указывают (в духе, типичном как для Средневековья, так и для викторианской эпохи) на то, что Галадриэли присущи самые возвышенные и благородные качества. Самая почитаемая и самая близкая к идеалу женщина в толкиновской мифологии — Варда (которую эльфы называют Элберет). Варда, живущая в Валиноре и символически представленная в образе звезды, — фигура очень далекая от Срединной земли. Но, несмотря на пространственную удаленность, Варда теснее прочих Валар связана с эльфами, и она же, по-видимому, — самая сострадательная из Валар, самая участливая. Именно Элберет, а не ее небесному супругу Манвэ (Владыке Валар) эльфы возносят хвалу в своих песнях наподобие тех, что они пели в Ривенделле или при встрече с отрядом Фродо на окраине Удела. Именно к Элберет обращена песня Галадриэли, звучащая, когда Братство Кольца покидает Лотлориен по Великой реке; и в этой песне Галадриэль поет об утрате, разлуке и надежде, что те, с кем она прощается, быть может, когда-нибудь отыщут дорогу в Валимар (здесь — другое название Валинора).
Все это, как с готовностью признавал сам Толкин, вполне согласуется с его католическими верованиями. В интервью с Дени Геру на радио «Би-би-си» в 1965 году Толкин утверждает, что Валар «в некотором роде» эквивалентны христианским святым. «К ним взывают в том же смысле, что к святым, которые суть меньшие ангелы. Очевидно, многие заметили, что мольба, обращенная к Владычице, Царице Звезд, очень похожа на католические молитвы к Владычице Небесной». Отчасти этим и объясняется то, что Варда стоит в иерархии ниже, чем Манвэ, но что именно она внимает мольбам и более участлива к просящим.
Однако на формирование образа и статуса Варды во многом повлияли и традиционные представления о мужских и женских ролях. Своих Валар (восходящих к образам скандинавских богов и богинь — обитателей Асгарда) Толкин наделил полом уже в самых ранних версиях, записанных в первой четверти XX века. Со временем он пришел к мнению, что половые различия проявляются у них не столько в телесных особенностях, сколько в складе характера, однако его точка зрения на то, что уместно для мужчины, а что — для женщины, осталась неизменной. Из четырнадцати Валар (семь из которых — «мужского пола», а семь — «женского») именно «мужчины» почти без исключения занимают более высокие места в иерархии. Подобно скандинавским богам, на образы которых опирался Толкин в разработке своего пантеона, мужчины-Валар охотятся, сражаются и властвуют над сушей и морем; женщины же, не считая легконогой Нессы (охотницы, которая, однако, никогда не выезжает на охоту), гораздо более статичны, гораздо более сосредоточены на служении и обеспечении нужд сообщества. Они ткут, врачуют и взращивают, а одной из них, Ниэнне, отведена роль общинной плакальщицы, оплакивающей «каждую рану, нанесенную Арде [Земле]» (Silmarillion 28).
Присущее Варде заботливое внимание к Срединной земле прекрасно вписывается в эту стандартную женскую роль. Варда восседает в дальнем Валиноре на Ойолоссэ, «высочайшей из вершин Таникветиль, что превыше всех гор земли» (Silmarillion 26), обратившись лицом на восток, к Срединной земле, и внимая мольбам и призывам [1]. Это значит, как указывает Тимоти О’Нейл в своей книге о Толкине и Юнге, что взор Варды обращен в сторону Башни Темного Властелина, — а взор последнего, в свою очередь, устремлен к западу. В этом О’Нейл усматривает образ равновесия сил, в котором Варда (Белая) выступает как символ женственности и «квинтэссенция божественного милосердия», а Саурон, Темный Властелин, — как «символ мужественности и квинтэссенция зла» [2].
Все вышесказанное о Варде во многом применимо и к Галадриэли. Ведь она — высшее существо из идеальной расы, расы эльфов, наделенной женственной чувствительностью и духовностью. Некогда Галадриэль жила в Валиноре, в Благословенном Краю, — и словно бы принесла оттуда в Срединную землю частицу тех качеств, что воплощены в Варде. Насколько мы можем судить, именно через Галадриэль Варда чаще всего воздействует на Срединную землю. Фиал, который Галадриэль вручила Фродо (тот самый фиал, что отпугивает Шелоб и вливает новую отвагу в дрогнувшее сердце Сэма), наполнен светом звезды Эарендила-Морехода [3]; но ведь не кто иной, как Варда — верховный дух света, и именно она сотворила и разместила на небе звезды [4]. Таким образом, свет, который Галадриэль вручает Фродо, в конечном счете исходит от самой Варды, «создательницы звезд» (Silmarillion 40).
К Элберет взывают в нескольких эпизодах и Фродо, и Сэм, но Сэм, прикасаясь к фиалу, сперва выкрикивает имя Галадриэли, а уж затем вспоминает об Элберет. Опять же, именно к «Владычице», к далекой Галадриэли, Сэм взывает с мольбой ниспослать воду и свет путникам в Стране Тени, — мольбой, которая с таким же успехом могла быть обращена и к Элберет (и которая кажется по тону очень католической). Женское начало, воплощенное в Варде из Валинора и в Галадриэли из Срединной земли, для Толкина несомненно служит символом милосердного и отзывчивого христианского сердца.
Учитывая высокий статус и сострадательность, присущие Варде, равно как и влиятельную и во многом эквивалентную функциям Варды роль Галадриэли, трудно предположить, что Толкин воспринимал вклад женских персонажей в мир своего эпоса как незначительный или сугубо декоративный. И не менее впечатляет то, как Толкину удается внести в свои сюжеты столь ярко проявленное женское начало и представить его не только как неотъемлемую часть человеческой личности, но и как показатель наивысшего нравственного достоинства.
Невозможно отрицать, что даже самых влиятельных женских персонажей «Властелина Колец» Толкин стремился замкнуть в ограниченное пространства и не допустить в центр внимания. Однако его собственная крепкая привязанность к дому и радостям семейной жизни, а также несомненное предпочтение тех народов и персонажей, которые ценят — превыше всего — простой домашний уют и красоты родной земли, станут лучшим ответом тем, кто все еще считает, будто Толкин относился к женщинам пренебрежительно. Верно, что под влиянием своей эпохи, воспитания и круга чтения он полагал, что походы, свобода передвижений и чувство товарищества и братства — это удел мужчин; верно, что женских образов в его книгах не так уж много; но при всем этом Толкин, в отличие от большинства своих современников, видел в женщине высокий идеал, и именно это — наряду с глубоким пиететом, которое внушали ему скромная преданность, смиренное служение и сострадательная забота, — вернее всего отвечает на вопрос о том, каковы были его истинные убеждения.

Примечания

[1] Следует учесть, что Толкин тщательно изучал «Ancrene Wisse» и «Hali Meiðhad» — два древнеанглийских трактата о роли женщины в средневековом христианском мире. Примечательно, что в обоих превозносится такой идеал служения миру, при котором сама женщина остается вдали от мира.
[2] O’Neill, The Individuated Hobbit, 106—108.
[3] Историю Эарендила см.: The Silmarillion, 241—242, 246—255. См. также Carpenter, Tolkien, 64, 71.
[4] У этого акта сотворения звезд обнаруживается прямая параллель в скандинавской мифологии, где Один и его братья помещают на небеса искры, вылетающие из царства огня. Во многом таким же образом Варда (в ранних черновиках «Сильмариллиона») создает звезды из серебряных искр и одни прикрепляет к небосводу накрепко, а другим дозволяет странствовать «замысловатыми путями». См. History of Middle-earth, I, 113—114, 181—182.