Пенелопиада
Sep. 1st, 2006 07:34 am![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
annablazeТаки "Пенелопиада" Маргарет Этвуд, в моёйном переводе.
http://www.ozon.ru/context/detail/id/2724467/
Отличная издевательская книжка :))
Рецензия на нее:
http://www.opt-kniga.ru/kv/review.asp?book=2616
И отрывки:
V. Асфодели
Как отмечали многие, здесь у нас темно. «Чёрная Смерть, — говорили они. — Мрачные чертоги Аида». И всё в таком духе. Ну да, да, здесь темно, но в этом есть свои преимущества. Например, если встретишь кого-то, с кем не хочешь говорить, всегда можно сделать вид, что ты его не узнала.
Конечно, есть ещё поля асфоделей. Если кому нравится, можно бродить и там. Там посветлее, и кое-кому по вкусу эти вечные вялые хороводы, но не стоит обманываться названием. Как же, поля асфоделей, так поэтично! Но вы только вдумайтесь: асфодели, асфодели, асфодели… белые цветочки, вполне симпатичные, но со временем надоедают хуже горькой редьки. Спрашивается, кто мешал разнообразить картину? Расширить цветовую гамму, проложить вьющиеся тропки и аллеи, поставить хоть пару каменных скамей и фонтанов… Ну, на худой конец, добавить гиацинтов. Или чуточку крокусов — я что, многого прошу? Правда, весны у нас тут не бывает, да и вообще с временами года туговато. Хотела бы я знать, кто всё это проектировал!
Кстати, я не упоминала, что есть тут тоже нечего, кроме асфоделей?
Ну да что толку жаловаться!
В тёмных гротах — куда лучше. И разговоры там идут поинтереснее, особенно если попадётся какой-нибудь мелкий негодяйчик — карманник, биржевой маклер, сутенёр. Меня, как и многих девчонок-недотрог, всегда втайне тянуло к таким мужчинам.
Но слишком глубоко я обычно не забираюсь. Там наказывают настоящих злодеев, тех, кто не понёс должного наказания при жизни. Слушать эти вопли — выше моих сил. Впрочем, муки здесь только мысленные, тел-то у нас больше нет. Так что боги развлекаются по-своему. Покажут какому-нибудь бедолаге целое пиршество — груды мяса, горы хлеба, целые лозы винограда, — а стоит ему протянуть руку, как тут же всё исчезает. Или вот ещё — заставят кого-нибудь вкатывать каменную глыбу на отвесный склон. Тоже их любимая шуточка. Меня иногда так и тянет туда, поглубже: вспомнить, что такое настоящий голод, настоящее изнеможение.
Время от времени туманы расступаются и нам удаётся заглянуть в мир живых. Как будто чуть-чуть протёр грязное окно и смотришь в дырочку. А иногда граница вовсе исчезает, и открывается путь наружу. В такие моменты мы все очень волнуемся, и поднимается страшный гвалт.
Проникнуть ненадолго в мир живых можно разными способами. Когда-то бывало так: кто хотел посоветоваться с нами, перерезал глотку овце, корове или свинье и давал крови стечь в яму. Мы чуяли запах и слетались к яме, как мухи на труп. Мы тысячами толпились вокруг этой ямы, щебеча и трепыхаясь, точно смерч опрокинул гигантскую корзину для бумаг, а какой-нибудь доморощенный герой отгонял нас мечом, пока не явится тот, с кем он хотел говорить. И получал пару-тройку невнятных пророчеств: на невнятицу мы были мастера. К чему выкладывать всё как на духу? Лучше пусть приходит ещё и ещё, с новыми овцами, коровами, свиньями, ну и так далее.
Отвесив герою должную меру слов, мы все получали доступ к вожделенной яме, и не стану утверждать, что за столом вели себя прилично. Нет, конечно. Мы толкались и пихались, чавкали и расплёскивали угощенье, не стесняясь перемазаться до ушей. Но до чего приятно было вновь ощутить, как кровь струится по жилам, которых у нас больше не было, — пусть всего на мгновение!
Иногда нам удавалось являться живым в сновидениях, но это было далеко не так замечательно. А некоторые просто застряли на том берегу реки, потому что их не похоронили как положено. Они оказались ни там, ни сям и ужасно из-за этого переживали. Ну и хлопот же с ними было!
Затем, спустя сотни, а может, и тысячи лет — здесь трудно следить за временем, у нас же его попросту нет, — обычаи переменились. Живые перестали заглядывать в подземный мир, а наше скромное обиталище померкло перед заведением поглубже и позрелищней. Огненные рвы, плач и скрежет зубовный, червь неусыпающий и черти с вилами… куда нам было до всех этих спецэффектов!
Но от случая к случаю нас всё ещё вызывали волшебники и заклинатели — люди, заключившие договор с силами ада, а потом и всякая сошка помельче — столовращатели, медиумы, контактёры и иже с ними. Это было унизительно — ну, когда приходилось материализоваться в меловом круге или посреди обитой бархатом гостиной только потому, что кому-то вздумалось на тебя поглазеть, — но хотя бы позволяло идти в ногу с тем, что происходит в мире всё ещё живых. Меня, например, очень заинтересовало изобретение электрической лампочки, и ещё — эти теории двадцатого века о превращении материи в энергию. Кое-кто из нас научился проникать в систему эфирных волн, не так давно опоясавшую земной шар, и путешествовать по миру, выглядывая через эти светящиеся плоскости, что ныне служат людям домашними алтарями. Возможно, именно таким способом богам в своё время удавалось являться и исчезать столь стремительно: наверняка у них было в распоряжении нечто подобное.
Меня волшебники вызывали нечасто. Я была знаменита, о да, кто угодно подтвердит, но видеть меня они почему-то не хотели, тогда как моя двоюродная сестрица Елена пользовалась большим спросом. По-моему, это несправедливо: ведь меня нельзя было обвинить ни в чём предосудительном, ни в каких любовных интрижках, а она была сущее позорище. Но, конечно, красоты ей не занимать. Утверждали, что она родилась из яйца — от Зевса, который силой взял её мать, приняв облик лебедя. Как она этим кичилась, наша Елена! Интересно, кто-нибудь верил по-настоящему в эту байку про лебедя-насильника? Такие сказки в наше время только ленивый не рассказывал. Создавалось впечатление, что боги просто не в силах удержать руки, лапы, клювы или что там у них, при себе: только и знают, что насиловать смертных женщин направо и налево.
Одним словом, волшебники желали видеть Елену, и она с удовольствием подчинялась. Ей казалось, что вернулись старые добрые времена, когда все мужчины вокруг на неё таращились. Обычно она являлась в одном из своих троянских нарядов, чересчур разукрашенном, на мой вкус, но chacun à son goût . Она медленно поворачивалась перед потрясенным заклинателем, как она это умела; затем, склонив голову, бросала на него взгляд из-под опущенных век и одаряла своей фирменной призывной улыбкой, — и чародей падал к её ногам. А иногда она приходила в том виде, в каком предстала посреди пылающей Трои перед разъяренным супругом Менелаем, когда тот уже готов был вонзить в неё карающий меч. Она лишь обнажила одну из несравненных своих грудей — и он рухнул на колени, лопоча влюбленную чушь и умоляя вернуться с ним домой, в Спарту.
Что же до меня… конечно, мне говорили, что я красива, — а что еще оставалось, ведь я была царевной, а вскоре стала царицей. Да, уродиной я не была, но на самом деле ничего особенного собой не представляла. Зато я была умна, по тем временам даже очень. Похоже, этим я и прославилась — тем, что была умницей. Этим да моим тканьем, а еще — супружеской верностью и благоразумием.
Будь вы черным магом, рискующим душой ради своего искусства, кого бы вы предпочли призвать: невзрачную, пусть и умную женушку, которая умела ткать и ни разу не преступила приличия, — или женщину, одурманившую страстью сотни мужчин и погубившую великий город?
И я вас понимаю.
:)))
...
Плыви ж, госпожа, на ревущей волне —
Темна, как могила, вода в глубине.
Твой синий кораблик подхватит волна —
Хранит нас от смерти надежда одна.
:)))
...
XIII. Лукавый капитан.
Матросская песня, исполняется двенадцатью служанками в матросских костюмчиках.
И вот лукавый Одиссей домой из дальних стран
Пустился в путь, добычей горд, удачей сыт и пьян:
Самой Афины как-никак любимый мальчуган —
За плутовство, за воровство, за все свои уловки.
Сперва пришёл он к берегам, где лотосы цвели,
И нам казалось — не найти прекраснее земли,
Но капитан велел опять взойти на корабли,
А кто упрямился, того втащили на верёвке.
Достался кое-кто из нас циклопу на обед,
И был в отместку ослеплён ужасный людоед.
«Никем» назвался наш герой, но во хмелю побед
Не утерпел: «Я — Одиссей! Я в мире самый ловкий!»
И ополчился на него свирепый бог морей
И вспять погнал его суда десницею своей.
Ну что ж ты ветры не сдержал, речистый Одиссей?
А говорят — не видел свет искусней морехода!
Так будь здоров, наш капитан! Тебе не занемочь
Ни в штиль, ни в шторм, ни в тихий день, ни в грозовую ночь,
Ни на груди морских наяд, куда б и мы не прочь
Прилечь, как ты, наш удалец, отважный и свободный!
И только ветер поутих — уж новая беда:
Для лестригонов-дикарей что гости — то еда,
И многих спутников своих оставил навсегда
В гостях на этом берегу наш воин благородный.
Нам остров чудный хлевом стал по прихоти Борея,
Там превратила нас в свиней волшебница Цирцея.
Но хитроумный Одиссей стократ её мудрее:
Он пил, он мял её постель и ел её еду.
Так будь здоров наш Одиссей, наш мудрый капитан!
Куда бы ни занёс тебя безбрежный океан,
Не дом родной тебя манит, а бури и туман.
Чудак? Пожалуй! Но хитрец — злодеям на беду.
На Остров Мёртвых он приплыл и к берегу пристал,
Наполнив яму кровью, ждал и духов отгонял,
Пока Тиресий, вещий муж ответ ему не дал.
Как знать, меня он навестит, когда в Аид сойду?
Затем побаловать свой слух задумал Одиссей
И только чудом избежал он птичкиных когтей,
Едва в могилу не попав из перьев и костей.
Но голос сладостный Сирен услышал он один.
Герой наш Сциллу обошёл, Харибду миновал,
Преодолел водоворот меж смертоносных скал,
Начхал на Посейдона он, как тот ни бушевал, —
Наш хитроумный Одиссей, Лаэрта блудный сын.
Хоть говорил нам капитан, что Гелиос гневлив,
Сожрали мы чужих быков, о страхе позабыв,
И наказал нас вздорный бог, в пучине утопив.
До острова Калипсо доплыл лишь Одиссей.
Семь долгих лет наш капитан богиню ублажал,
Покуда не построил плот и в море не сбежал.
Проснулся он на берегу, где пыл его восстал
При виде Навсикаи и легконогих дев.
Потом о странствиях своих рассказывал герой.
Кто знает, правду говорил иль привирал порой?
Никто не ведает, что нам припасено Судьбой, —
Никто, и даже Одиссей, лукавый лицедей!
Так будь здоров, наш капитан, куда бы ты ни плыл!
Земель ты много исходил, морей избороздил,
Но все ж, в отличие от нас, в Аид не угодил.
Теперь прощайте! Будем ждать хороших новостей.
http://www.ozon.ru/context/detail/id/2724467/
Отличная издевательская книжка :))
Рецензия на нее:
http://www.opt-kniga.ru/kv/review.asp?book=2616
И отрывки:
V. Асфодели
Как отмечали многие, здесь у нас темно. «Чёрная Смерть, — говорили они. — Мрачные чертоги Аида». И всё в таком духе. Ну да, да, здесь темно, но в этом есть свои преимущества. Например, если встретишь кого-то, с кем не хочешь говорить, всегда можно сделать вид, что ты его не узнала.
Конечно, есть ещё поля асфоделей. Если кому нравится, можно бродить и там. Там посветлее, и кое-кому по вкусу эти вечные вялые хороводы, но не стоит обманываться названием. Как же, поля асфоделей, так поэтично! Но вы только вдумайтесь: асфодели, асфодели, асфодели… белые цветочки, вполне симпатичные, но со временем надоедают хуже горькой редьки. Спрашивается, кто мешал разнообразить картину? Расширить цветовую гамму, проложить вьющиеся тропки и аллеи, поставить хоть пару каменных скамей и фонтанов… Ну, на худой конец, добавить гиацинтов. Или чуточку крокусов — я что, многого прошу? Правда, весны у нас тут не бывает, да и вообще с временами года туговато. Хотела бы я знать, кто всё это проектировал!
Кстати, я не упоминала, что есть тут тоже нечего, кроме асфоделей?
Ну да что толку жаловаться!
В тёмных гротах — куда лучше. И разговоры там идут поинтереснее, особенно если попадётся какой-нибудь мелкий негодяйчик — карманник, биржевой маклер, сутенёр. Меня, как и многих девчонок-недотрог, всегда втайне тянуло к таким мужчинам.
Но слишком глубоко я обычно не забираюсь. Там наказывают настоящих злодеев, тех, кто не понёс должного наказания при жизни. Слушать эти вопли — выше моих сил. Впрочем, муки здесь только мысленные, тел-то у нас больше нет. Так что боги развлекаются по-своему. Покажут какому-нибудь бедолаге целое пиршество — груды мяса, горы хлеба, целые лозы винограда, — а стоит ему протянуть руку, как тут же всё исчезает. Или вот ещё — заставят кого-нибудь вкатывать каменную глыбу на отвесный склон. Тоже их любимая шуточка. Меня иногда так и тянет туда, поглубже: вспомнить, что такое настоящий голод, настоящее изнеможение.
Время от времени туманы расступаются и нам удаётся заглянуть в мир живых. Как будто чуть-чуть протёр грязное окно и смотришь в дырочку. А иногда граница вовсе исчезает, и открывается путь наружу. В такие моменты мы все очень волнуемся, и поднимается страшный гвалт.
Проникнуть ненадолго в мир живых можно разными способами. Когда-то бывало так: кто хотел посоветоваться с нами, перерезал глотку овце, корове или свинье и давал крови стечь в яму. Мы чуяли запах и слетались к яме, как мухи на труп. Мы тысячами толпились вокруг этой ямы, щебеча и трепыхаясь, точно смерч опрокинул гигантскую корзину для бумаг, а какой-нибудь доморощенный герой отгонял нас мечом, пока не явится тот, с кем он хотел говорить. И получал пару-тройку невнятных пророчеств: на невнятицу мы были мастера. К чему выкладывать всё как на духу? Лучше пусть приходит ещё и ещё, с новыми овцами, коровами, свиньями, ну и так далее.
Отвесив герою должную меру слов, мы все получали доступ к вожделенной яме, и не стану утверждать, что за столом вели себя прилично. Нет, конечно. Мы толкались и пихались, чавкали и расплёскивали угощенье, не стесняясь перемазаться до ушей. Но до чего приятно было вновь ощутить, как кровь струится по жилам, которых у нас больше не было, — пусть всего на мгновение!
Иногда нам удавалось являться живым в сновидениях, но это было далеко не так замечательно. А некоторые просто застряли на том берегу реки, потому что их не похоронили как положено. Они оказались ни там, ни сям и ужасно из-за этого переживали. Ну и хлопот же с ними было!
Затем, спустя сотни, а может, и тысячи лет — здесь трудно следить за временем, у нас же его попросту нет, — обычаи переменились. Живые перестали заглядывать в подземный мир, а наше скромное обиталище померкло перед заведением поглубже и позрелищней. Огненные рвы, плач и скрежет зубовный, червь неусыпающий и черти с вилами… куда нам было до всех этих спецэффектов!
Но от случая к случаю нас всё ещё вызывали волшебники и заклинатели — люди, заключившие договор с силами ада, а потом и всякая сошка помельче — столовращатели, медиумы, контактёры и иже с ними. Это было унизительно — ну, когда приходилось материализоваться в меловом круге или посреди обитой бархатом гостиной только потому, что кому-то вздумалось на тебя поглазеть, — но хотя бы позволяло идти в ногу с тем, что происходит в мире всё ещё живых. Меня, например, очень заинтересовало изобретение электрической лампочки, и ещё — эти теории двадцатого века о превращении материи в энергию. Кое-кто из нас научился проникать в систему эфирных волн, не так давно опоясавшую земной шар, и путешествовать по миру, выглядывая через эти светящиеся плоскости, что ныне служат людям домашними алтарями. Возможно, именно таким способом богам в своё время удавалось являться и исчезать столь стремительно: наверняка у них было в распоряжении нечто подобное.
Меня волшебники вызывали нечасто. Я была знаменита, о да, кто угодно подтвердит, но видеть меня они почему-то не хотели, тогда как моя двоюродная сестрица Елена пользовалась большим спросом. По-моему, это несправедливо: ведь меня нельзя было обвинить ни в чём предосудительном, ни в каких любовных интрижках, а она была сущее позорище. Но, конечно, красоты ей не занимать. Утверждали, что она родилась из яйца — от Зевса, который силой взял её мать, приняв облик лебедя. Как она этим кичилась, наша Елена! Интересно, кто-нибудь верил по-настоящему в эту байку про лебедя-насильника? Такие сказки в наше время только ленивый не рассказывал. Создавалось впечатление, что боги просто не в силах удержать руки, лапы, клювы или что там у них, при себе: только и знают, что насиловать смертных женщин направо и налево.
Одним словом, волшебники желали видеть Елену, и она с удовольствием подчинялась. Ей казалось, что вернулись старые добрые времена, когда все мужчины вокруг на неё таращились. Обычно она являлась в одном из своих троянских нарядов, чересчур разукрашенном, на мой вкус, но chacun à son goût . Она медленно поворачивалась перед потрясенным заклинателем, как она это умела; затем, склонив голову, бросала на него взгляд из-под опущенных век и одаряла своей фирменной призывной улыбкой, — и чародей падал к её ногам. А иногда она приходила в том виде, в каком предстала посреди пылающей Трои перед разъяренным супругом Менелаем, когда тот уже готов был вонзить в неё карающий меч. Она лишь обнажила одну из несравненных своих грудей — и он рухнул на колени, лопоча влюбленную чушь и умоляя вернуться с ним домой, в Спарту.
Что же до меня… конечно, мне говорили, что я красива, — а что еще оставалось, ведь я была царевной, а вскоре стала царицей. Да, уродиной я не была, но на самом деле ничего особенного собой не представляла. Зато я была умна, по тем временам даже очень. Похоже, этим я и прославилась — тем, что была умницей. Этим да моим тканьем, а еще — супружеской верностью и благоразумием.
Будь вы черным магом, рискующим душой ради своего искусства, кого бы вы предпочли призвать: невзрачную, пусть и умную женушку, которая умела ткать и ни разу не преступила приличия, — или женщину, одурманившую страстью сотни мужчин и погубившую великий город?
И я вас понимаю.
:)))
...
Плыви ж, госпожа, на ревущей волне —
Темна, как могила, вода в глубине.
Твой синий кораблик подхватит волна —
Хранит нас от смерти надежда одна.
:)))
...
XIII. Лукавый капитан.
Матросская песня, исполняется двенадцатью служанками в матросских костюмчиках.
И вот лукавый Одиссей домой из дальних стран
Пустился в путь, добычей горд, удачей сыт и пьян:
Самой Афины как-никак любимый мальчуган —
За плутовство, за воровство, за все свои уловки.
Сперва пришёл он к берегам, где лотосы цвели,
И нам казалось — не найти прекраснее земли,
Но капитан велел опять взойти на корабли,
А кто упрямился, того втащили на верёвке.
Достался кое-кто из нас циклопу на обед,
И был в отместку ослеплён ужасный людоед.
«Никем» назвался наш герой, но во хмелю побед
Не утерпел: «Я — Одиссей! Я в мире самый ловкий!»
И ополчился на него свирепый бог морей
И вспять погнал его суда десницею своей.
Ну что ж ты ветры не сдержал, речистый Одиссей?
А говорят — не видел свет искусней морехода!
Так будь здоров, наш капитан! Тебе не занемочь
Ни в штиль, ни в шторм, ни в тихий день, ни в грозовую ночь,
Ни на груди морских наяд, куда б и мы не прочь
Прилечь, как ты, наш удалец, отважный и свободный!
И только ветер поутих — уж новая беда:
Для лестригонов-дикарей что гости — то еда,
И многих спутников своих оставил навсегда
В гостях на этом берегу наш воин благородный.
Нам остров чудный хлевом стал по прихоти Борея,
Там превратила нас в свиней волшебница Цирцея.
Но хитроумный Одиссей стократ её мудрее:
Он пил, он мял её постель и ел её еду.
Так будь здоров наш Одиссей, наш мудрый капитан!
Куда бы ни занёс тебя безбрежный океан,
Не дом родной тебя манит, а бури и туман.
Чудак? Пожалуй! Но хитрец — злодеям на беду.
На Остров Мёртвых он приплыл и к берегу пристал,
Наполнив яму кровью, ждал и духов отгонял,
Пока Тиресий, вещий муж ответ ему не дал.
Как знать, меня он навестит, когда в Аид сойду?
Затем побаловать свой слух задумал Одиссей
И только чудом избежал он птичкиных когтей,
Едва в могилу не попав из перьев и костей.
Но голос сладостный Сирен услышал он один.
Герой наш Сциллу обошёл, Харибду миновал,
Преодолел водоворот меж смертоносных скал,
Начхал на Посейдона он, как тот ни бушевал, —
Наш хитроумный Одиссей, Лаэрта блудный сын.
Хоть говорил нам капитан, что Гелиос гневлив,
Сожрали мы чужих быков, о страхе позабыв,
И наказал нас вздорный бог, в пучине утопив.
До острова Калипсо доплыл лишь Одиссей.
Семь долгих лет наш капитан богиню ублажал,
Покуда не построил плот и в море не сбежал.
Проснулся он на берегу, где пыл его восстал
При виде Навсикаи и легконогих дев.
Потом о странствиях своих рассказывал герой.
Кто знает, правду говорил иль привирал порой?
Никто не ведает, что нам припасено Судьбой, —
Никто, и даже Одиссей, лукавый лицедей!
Так будь здоров, наш капитан, куда бы ты ни плыл!
Земель ты много исходил, морей избороздил,
Но все ж, в отличие от нас, в Аид не угодил.
Теперь прощайте! Будем ждать хороших новостей.
