annablaze

Продолжение отрывка из книги Марджори Бернс, начало там - http://annablaze.livejournal.com/40582.html.
Перевод Анны Блейз (с); цитаты из Толкина тоже в моем переводе.
Скоро будет продолжение - о Галадриэли и Морриган/Моргане.

Одина с Сауроном (так же, как и Гэндальфа — с Саруманом) роднят между собой определенные ассоциации с животными. С Одином связаны Слейпнир (сверхъестественный восьминогий конь) и трое животных, в северной традиции устойчиво ассоциирующихся с битвой: орел, ворон и волк. Волки сидят у ног Одина и кормятся мясом павших в сражении; два ворона — спутника Одина ежедневно облетают мир и возвращаются к своему хозяину с новостями; парящий орел и волк в «Старшей Эдде» связываются с Вальхаллой — чертогом Одина, где каждую ночь пируют воскрешенные воины [1].
Орел, ассоциирующийся с Вальхаллой, несет в себе как позитивные, так и негативные коннотации, олицетворяя, с одной стороны, военную власть и угрозу войны, а с другой — способность переноситься между мирами или духовными состояниями. В «Меде поэзии» Один спасается из Йотунхейма (мира великанов) и возвращается в Асгард (мир богов-асов), приняв обличье орла, но и великан Суттунг преследует его в орлином облике. В мифе о похищении яблок Идунн великан Тьяцци также оборачивается орлом, чтобы похитить богиню Идунн.
Схожим образом у Толкина, как в «Хоббите», так и во «Властелине колец», орлы спасают Гэндальфа и его спутников; схожим образом на крыльях орлов герои переносятся между мирами (наиболее очевиден этот мотив в эпизоде на горе Рока, когда орлы уносят Фродо и Сэма из Мордора, страны смерти). В «Сильмариллионе» главным спасителем такого рода выступает Торондор, «Король Орлов, сильнейший среди птиц» (110). Именно Торондор доставляет Фингона на Тангородрим (где тот освобождает пленного Маэдроса). Именно Торондор и его подданные спасают Туора и других беглецов из Гондолина на горной тропе. И не кто иной, как Торондор, уносит Лютиен и Берена от ворот подземной твердыни Моргота (и прочь от огненного пейзажа, напоминающего гору Рока) [2].
Однако орлы в мире Толкина бывают не только помощниками, но и грозными, «жестокими» созданиями, напоминая в этом орлов скандинавской мифологии. В «Сильмариллионе» верховный вала Манве (тот самый, который посылает Гэндальфа в Срединную землю) незадолго до гибели Нуменора предостерегает нуменорцев о надвигающейся катастрофе, посылая им видения «орлов Манве», или «орлов Владык Запада» (277). Орлы, с которыми мы встречаемся в «Хоббите», — «гордый, сильный и благородный сердцем» древний народ Севера, вновь и вновь спасающий героев в последний момент, но при этом они не чужды насилию, охотно вступают в битву и отправляются на розыски врагов. Даже за самой их способностью вовремя приходить на помощь таится нечто зловещее: они как будто без труда и едва ли не сверхъестественным образом предчувствуют смерть или смертельно опасные события — и проявляют это качество, когда присоединяются к Битве Пяти Воинств, «почуяв битву издалека» (H 244).
ВОроны у Толкина, как и орлы, символизируют одновременно и войну, и связь между мирами; и, опять же, подобно орлам, играют по большей части положительную роль. Чистокровные представители рода воронов (не путать с ворОнами) действуют только в «Хоббите», где выступают как безусловно полезные, многознающие создания, подобно мудрым воронам Одина — Хугину и Мунину (Мысли и Памяти), облетающим весь мир по велению бога-шамана. В этой роли они помогают героям довести до конца приключение, задуманное и устроенное Гэндальфом. Однако именно старый ворон Роак (сын Карка) сообщает Бильбо и гномам о смерти Смауга и добавляет при этом, что воинство эльфов и тучи птиц — пожирателей падали, «чающих битвы и бойни» (219), уже в пути (219); тем самым он уверенно входит в роль вестника войны — одну из традиционных ролей ворона в скандинавских и кельтских верованиях.
Во «Властелине Колец» воронов нет (ни добрых, ни злых), однако темную сторону их натуры, роль вестников войны и пожирателей падали, принимают на себя их близкие родственницы — ворОны (вот еще один пример того, как Толкин разделяет
противоположности, смешанные в одном целом, и воплощает их в двух отдельных образах). Толкиновское противопоставление воронов и ворон отражено уже в «Хоббите», где Балин объясняет Бильбо, что ворОны — «дрянные твари», которым «нельзя доверять», вечно сыплющие бранью и оскорблениями, тогда как у вОронов отличная память, они «передают свою мудрость из поколения в поколение» и издавна были добрыми друзьями гномов (217—218).
Во «Властелине Колец» негативные черты ворон значительно усилены. Здесь мы узнаем о «ворОнах Сарумана»: Саруман «повелевает ворОнами» и посылает на разведку «отряды черных ворон» — кребайн, «ворон особой породы, очень крупных» (ТТ 154, 168; FR 298). Чисто физические различия между этими птицами и вОронами не столь уж велики, но в нравственном смысле между ними пролегает пропасть.
Сарумановы ворОны-лазутчики не следуют за Гэндальфом лично и шпионят не только за ним, однако и они создают еще одну косвенную связь между Гэндальфом и Саруманом — связь, снова возвращающую нас к Одину и его птицам-падальщикам. В золотом чертоге Рохана Гэндальфа пять раз уподобляют вороне или птице, пожирающей тела павших воинов. «Беды» летят за Гэндальфом, «как ворОны», — говорит Теоден, после чего называет волшебника «Вороной Бури». Его советник-предатель Червослов, подхватывает ассоциацию, еще дважды повторяя это прозвище — «Ворона Бури» и заявляя, что Гэндальф — один из тех «трупных птиц, что жиреют на войне» (ТТ 117). Цель этих сравнений (прежде всего со стороны Червослова) — оскорбить или высмеять Гэндальфа и преуменьшить важность его предостережений о грядущей «буре»; однако здесь важно то, что подобные упоминания о ворОнах и обвинения в жадности и попытках разжечь войну были бы куда более уместны в характеристике Сарумана, разжигателя войны, снедаемого ненасытным честолюбием и держащего в услужении как ворОн, так и самого Червослова (причем как первых, так и последнего — в роли шпионов). Эта связь — неявная, но весьма значимая. Если Гэндальф — позитивная версия Сарумана (Саруман «каким бы ему следовало быть»), то верно и обратное: очерненный клеветником образ Гэндальфа — точное описание Сарумана. А общим знаменателем, возвращающим нас к Одину в этой сцене, оказывается образ ворона/вороны — птицы-падальщика, вестника войны.
Третье животное, связанное в скандинавской традиции с войной и Одином, — волк, и свойства этого зверя Толкин использует с особой изобретательностью. В эддических текстах Один держит при себе и кормит двух волков — Фреки и Гери (значение обоих имен связано с понятием жадности). Это его «ручные зверушки», хотя и необыкновенно свирепые. Однако столь тесная связь с волками не спасает Одина от опасности, которую таит в себе это животное: убийцей Одина суждено стать исполинскому и в чем-то очеловеченному волку Фенриру, который пожрет его в последней битве, в день Рагнарек. Таким образом, волки — и помощники Одина, и его враги, и во «Властелине Колец» они проявляются в обоих этих аспектах. Саурон и Саруман (со своими негативными одиническими атрибутами) держат в услужении волков и варгов [3] или используют образ волка как символ опустошения и ужаса. Гигантскому черному тарану Гронду, сокрушающему ворота Гондора, — тарану, откованному «в черных мордорских кузнях», — придано «подобье хищного волка» (RK 102). А Гэндальфа, спасающегося бегством из Ортанка, преследуют волки Сарумана.
Как в «Хоббите», так и во «Властелине Колец» Гэндальф возглавляет оборону в сценах сражений с варгами и волками. Подобно Одину (который в день Рагнарек первым из богов устремляется в битву, дабы вступить в поединок с сыном Локи, волком Фенриром), Гэндальф реагирует на волков очень резко и агрессивно. В «Хоббите» Гэндальф единственный, кто понимает «ужасный язык» варгов (определяемых здесь как «злобные волки, обитающие за границей Диких земель»), и именно Гэндальф поджигает их — мечет в них горящие сосновые шишки, «с шипением врезающиеся в кольцо волков» (90—92).
Еще более явственной вражда между Гэндальфом и волками становится во «Властелине колец». Когда на Братство нападет стая волков во главе с «Гончим Псом Саурона», Гэндальф «внезапно становится выше ростом», принимает «обличье огромное и грозное», и надвигается на них с горящим факелом в руке, выкликая громовым голосом: «Наур ан эдрайт аммен! Наур дан и нгаурот!» (FR 312) [4]. И хотя Толкин по-своему решает этой битвы и сохраняет волшебнику жизнь, одного намека на то, что волки стремятся сожрать Гэндальфа, достаточно, чтобы снова вспомнить об участи Одина. «Не знаю, что там припасла судьба для старины Гэндальфа, — замечает Сэм, — но уж никак не волчье брюхо», — и сразу после битвы повторяет: «Ну, что я вам говорил, господин Пиппин? … Не по зубам он волку» (FR 311—312).
Если выйти за рамки «Хоббита» и «Властелина Колец», обнаружатся и другие параллели. В «Сильмариллионе» и «легендарии», опубликованном Кристофером Толкином в 12-томной «Истории Срединной земли», волки, прислуживающие Морготу и Ту (вариант имени Саурона), оказываются еще ближе к эддическим прототипам. Моргот, прародитель зла в этих сказаниях, посылает демонов «во плоти и обличье волков» на охоту за своими врагами, а одного волка, по имени Кархарот — «Багровая Пасть» (другие его имена — «Вечноголодный» и «Челюсти Жажды»), держит при себе, у трона — точь-в-точь как Один держит при себе Фреки и Гери. И опять же, подобно Одину, Моргот «собственной рукой» кормит Кархарота «плотью эльфов и людей» (HM III 288). Саурон (которого называют «Властелином Волков» и который в «легендарии» подражает Морготу во многом так же, как самому Саурону во «Властелине Колец» подражает Саруман) также держит у трона любимца-волка (или волка-оборотня), и этот волк, Драуглин, также вскормлен «мясом человека и эльфа» (HM III 252).
Итак, остается последнее связанное с Одином животное — Слейпнир, чудесный восьминогий жеребец, рожденный трикстером Локи (который временно принял облик кобылы). Как и другие животные Одина, Слейпнир обладает и положительными, и отрицательными чертами, и оба эти аспекта находят отражение в произведениях Толкина. Иногда (чаще всего в изобразительном искусстве) Слейпнир фигурирует в сценах сражений и выступает как боевой конь героев, но гораздо чаще он ассоциируется не с войной, а с перемещением между различными сферами и мирами — шаманским деянием, которое совершают и Один, и Гэндальф и которое в эддических текстах представлено как способность Слейпнира нести всадника по воздуху и переносить его из Асгарда в нижние миры и обратно. В большинстве подобных сюжетов Слейпнир доставляет богов в мир мертвых и возвращает обратно в Асгард, и вполне вероятно, что именно эта устойчивая связь с загробным миром и придает образу Слейпнира некоторую амбивалентность.
В общепризнанной ныне интерпретации Хильды Родерик Эллис-Дэвидсон Слейпнир связывается с миром мертвых напрямую. Если восемь ног Слейпнира понимать как ноги четырех человек, несущих тело покойного к месту погребения, то путешествие верхом на Слейпнире оказывается не чем иным, как «путешествием» в страну смерти. И этим объясняется, почему именно верхом на Слейпнире Один спускается в глубины Нифльхейма за истолкованием вещих снов Бальдра и почему тот же Слейпнир переносит в загробный мир Хермода, пытающегося вернуть Бальдра в мир живых.
Параллели с образом Тенегрива — коня Гэндальфа — очевидны. Слейпнир — жеребец серой масти, а у Тенегрива шкура «блестит, как серебро» (FR 276); его уподобляют «тени» или «призраку»; чаще всего он появляется в ночных сценах, в сумерках или в тумане. Само имя «Тенегрив» вызывает ассоциации с сумеречным миром. Имеется и множество других намеков на его сверхъестественные силы. Этот конь — «предводитель меаров, владык над лошадьми» (ТТ 108) [5]; отец его «понимал человеческую речь» (ТТ 38); кроме того, подобно Слейпниру, он не ведает страха и привычен к миру мертвых. «Из всех вольных коней на земле» он один способен противостоять ужасу назгулов; на дороге усыпальниц в Минас-Тирите он остается «невозмутим, как идол» (RK 103). В последний раз мы видим его переносящимся в прыжке через ров, чтобы — с Гэндальфом на спине — устремиться, «как ветер с севера», в туманы Курганных холмов (RK 276) [6].
Тенегрив не скачет по воздуху, как умел это Слейпнир, однако у него «летящая» поступь и он постоянно ассоциируется с ветром (скользит легко, «точно ветер, едва касаясь травы», мчится резво, как «летящий ветер»). Особенно явственно эта аналогия между стремительной скачкой и сверхъестественным полетом ощущается в начале «Возвращения короля», в сцене, следующей за тем, как были зажжены сторожевые огни Гондора: «Трое всадников взметнулись и промелькнули летучими призраками под луной и скрылись на западе. Затем Тенегрив, напружившись, ринулся в ночь, и хлынула ночь навстречу ему, как яростный ветер» (RK 20).
В скандинавских сказаниях способность Слейпнира скакать по воздуху окрашена позитивно. Однако в более поздних верованиях, в преданиях о Дикой Охоте, та же способность стала ассоциироваться со зловещими наездниками, мчащимися на крыльях бурного ветра, и заблудшими душами, бесприютно скитающимися в ночи. Толкин и здесь распределяет положительные и отрицательные коннотации единого образа между различными персонажами. Привлекательные черты Слейпнира воплотились в образе Тенегрива, способного мчаться, как ветер, «пролетая» над равнинами и «попирая землю»; зловещие же — в образах летучих тварей, верхом на которых несутся по небу назгулы, повергающие в бессильный ужас даже самых стойких воинов и однажды даже насылающие слепоту (такова же, кстати сказать, одна из неприглядных уловок Одина).
Все эти ассоциации, как позитивные, так и негативные, существенно обогащают образ Гэндальфа, придавая ему сложность, глубину и потенциальные возможности, которые невозможно выявить никаким иным способом. Посредством образов скандинавской мифологии Гэндальф (Серый Странник, хранитель, поборник милосердия, истины и свободы воли) связывается с уравновешивающими его негативными двойниками — Сауроном и Саруманом (разрушителями и беспощадными адептами войны, рабства и предательства). И в центре всей этой системы расщепления образов и перераспределения свойств стоит Один: бог, возглавлявший пантеон древних скандинавов, бог, странствовавший по земле, как Гэндальф и Саруман, бог — владыка орлов, воронов и волков, хозяин коня, наделенного великой магической силой; бог, известный своей противоречивостью, непредсказуемостью и ненадежностью.

Примечания

[1] Ли М. Холландер в своем переводе «Старшей Эдды» интерпретирует это довольно загадочное упоминание об орле и волке как указание на «резные образы», украшавшие «башни Вальхаллы» и символизировавшие «военные дела» Одина.
[2] The Silmarillion, 110, 182, 243.
[3] О происхождении толкиновского слова Warg от древнескандинавского vargr, означающего одновременно «волк» и «изгой», см. T.A. Shippey, J.R.R. Tolkien: Author of the Century. London: HarperCollins, 2000, pp. 30—31.
[4] Рут Ноэл интерпретирует «Наур ан эдрайт аммен!» как «заклинание, вызывающее огонь», а «Наур дан и нгаурот!» переводит более конкретно: «Огонь, возьми этих волков-оборотней!». См. Ruth S. Noel, The Languages of Tolkien’s Middle-earth. Boston: Houghton Mifflin Company, 1974, 1980, pp. 37—38.
[5] Meara — англосаксонское слово, означающее «лошадь». Имена рохиррим (жителей Рохана) основаны на «формах, подобных (но и не тождественных) древнеанглийским» (Letters 175).
[6] В письме 1965 г. Толкин поясняет, что Тенегрив — «эльфийский эквивалент обычной лошади» и что он «несомненно отправился с Гэндальфом [за Море], хотя об этом и не говорится прямо» (354). Кроме того, в эпилоге к «Властелину Колец», не вошедшем в окончательный вариант текста, Сэм объясняет своим детям, что Тенегрив уплыл на корабле с Гэндальфом: «Само собой! Не мог же Гэндальф его бросить» (IX 120).