Мирный народ, 2
Feb. 2nd, 2011 10:36 pm![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
annablazeИз книги Питера Смита "У.Б. Йейтс и Племена Дану"
Свидетельства нарративных источников
Один из сюжетов, в которых мир фэйри достаточно отчетливо связывается с загробным миром, — это повесть о Байле и Айлин (Айлен) (ирландских Ромео и Джульетте), легшая в основу одной из поэм Йейтса. Байле и Айлин, двое влюбленных, направляются на встречу друг с другом, но некий таинственный персонаж, предположительно Энгус Ок, препятствует их соединению, сообщая каждому из них, что другой умер. Услышав эту ложную весть, оба умирают от горя. Особо значимо здесь то, что эти события были предсказаны друидами: Байле и Айлин суждено обрести вечное счастье друг с другом лишь после смерти [1]. Страна, в которой они должны встретиться за гробом, не названа прямо, но не вызывает сомнений, что имеется в виду Тир-на-Ног. Эта повесть уникальна, но предоставляемые ею свидетельства игнорировать невозможно.
Почти настолько же важен один из эпизодов повести «Разрушение дома Да Дерга». По дороге в этот дом, где ему суждено умереть, верховный король Конайре Мор встречает трех фэйри, красных с головы до пят, и те произносят следующий загадочный стих: «Мы скачем верхом на конях Донна Тетскораха (Donn Tetscorach) из волшебных холмов. Хоть мы и живы, но все же мертвы». Позднее объясняется, что на этих Трех Красных лежит проклятие — трижды пасть от руки короля Тары; дважды это уже свершилось, а теперь близится третий раз [2]. Таким образом, они не обычные мертвецы. То обстоятельство, что они могут быть убиты, но все же остаться в живых, чтобы затем быть убитыми снова, свидетельствует, напротив, о своеобразной форме бессмертия. Кроме того, само это проклятие ставит Трех Красных особняком от прочих фэйри. Но все же невозможно отрицать, что в каком-то смысле — пусть и не во всех — они мертвы. Таким образом, здесь налицо некая связь между умершими и фэйри, хотя, повторим еще раз, это случай весьма специфический.
Как ни странно, именно этим двум сагам — о Байле и Айлин и о Разрушении дома Да Дерга — де Жюбанвиль и его последователи особого значения не придают. Те свидетельства нарративных источников, на которые они ссылаются, далеко не столь убедительны, как вышеприведенные, что лишний раз подчеркивает исключительную редкость подобных мотивов. Де Жюбанвиль придает особое значение сюжету о битве между народом Немеда и фоморами за стеклянную башню Конанда, причем ссылается не на «Книгу захватов Ирландии», а на версию, изложенную в «Истории бриттов» Ненния. Согласно последнему, спутники Нимета (Немеда), видели на башне «некое подобие людей (quasi homines)» и пытались говорить с ними, но не добились от них ни звука. На этом основании де Жюбанвиль заявляет, что обитатели башни были не живыми людьми, а так называемыми «молчаливыми», silentes, из латинской поэзии. Этим словом, silentes, у Вергилия и Овидия, Лукана, Валерия Флакка и Клавдиана обозначаются умершие [3]. Но упомянутой Неннием детали можно дать гораздо более непосредственное объяснение, предположив, что спутники Немеда попросту находились слишком далеко от башни, а потому не могли ни услышать, что им оттуда говорят, ни разглядеть ее обитателей как следует. Ссылка на Овидия и прочих латинских поэтов не может служить доказательством, поскольку речь идет лишь о случайном и непримечательном совпадении слов. И, самое главное, люди на башне были не из Туата Де Данаан, а из фоморов.
Александр Хаггерти Краппе находит значимым сюжет «Погони за Гиллой Декайром и его конем». В этой повести уродливый всадник по имени Гилла Декайр (Gilla Decair), что означает «Непослушный Слуга», захватывает в плен тринадцать фениев и увозит их за море верхом на своем волшебном коне. Финн в сопровождении остальных фениев следует за ними до самой Земли Обетованной, где освобождает пленников, заставив Непокорного Слугу возместить ущерб. Затем все фении возвращаются в Ирландию [4]. По мнению Краппе, Гилла Декайр — это сам Мананнан, Мананнан — не кто иной, как Смерть, а Земля Обетованная — загробный мир. Два персонажа, помогающие Финну в этой погоне, — Ферадах и Фолтлебар, сыновья царя Иннии, — оказываются в истолковании Краппе «теми самыми кельтскими Диосурами, о которых вскользь упоминает Диодор: “Кельты, обитающие за Океаном, воздают величайшие почести богам Диоскурам”» [5]. Но эта отсылка к Диодору имеет смысл только в том случае, если Краппе не ошибается в своей интерпретации образа Гиллы Декайра. Действительно, Гилла Декайр напоминает Мананнана, скачущего верхом на коне по «равнине моря». Да и в поздней сказке «Бедняк в полоску» главный герой, трикстер, которого писец отождествляет с Мананнаном, в одном эпизоде называет себя «непослушным слугой». Но все сходство между двумя этими персонажами объясняется, по всей вероятности, сознательным заимствованием. Сам Гилла Декайр в «Погоне» первоначально объявляет себя фомором, но в конце концов открывает свое настоящее имя — Абертах, сын Аллхада из Туата Де Данаан. Имя же «Абертах» нигде не упоминается как одно из имен Мананнана. Более того, Краппе не приводит никаких внешних подтверждений тому, что Мананнан ассоциировался со смертью. И если Гилла Декайр — олицетворенная Смерть, то почему же он в конце концов отпускает своих пленников и позволяет фениям вернуться в Ирландию? Короче говоря, рассуждения Краппе тенденциозны. Отождествить персонажей «Погони за Гиллой Декайром» с Диоскурами или с самой Смертью позволяет только исходное и остающееся бездоказательным предположение о том, что тема этой повести — смерть.
Последние два примера наглядно показывают, какого рода аргументацию предпочитают де Жюбанвиль и его последователи. Итак, несмотря на то, что некая связь между Туата Де Данаан и миром мертвых определенно существует, нарративные источники в целом свидетельствуют, что она, по словам Элеанор Халл «проскальзывает лишь смутными намеками в нескольких изолированных и неясных фрагментах той части литературного наследия, которая в наибольшей степени сохранила языческий ореол и дух» [6].
Примечания
[1]. “The Battle of Rosnary”. // Gregory, Lady Augusta. Cuchulain of Muirthemne: The Story of the Men of the Red Branch of Ulster. 1902; rpt. Gerrards Cross, Buckinghamshire: Colin Smythe, 1970, pp. 231—232; см. также: Carney, James. Studies in Irish Literature and History. Dublin: Institute for Advanced Studies, 1955, p. 224.
[2]. Cross, Tom Peete, and Clark Harris Slover. Ancient Irish Tales, 1936; rpt. Dublin: Figgis, 1969, pp. 101—102, 122.
[3]. D’Arbois de Jubainville, Henri. The Irish Mythological Cycle and Celtic Mythology. Trans. Richard Irvine Best. 1903; rpt. New York: Lemma, 1970, pp. 67—68.
[4]. O’Grady, Standish Hayes, ed. & trans. Silva Gaedelicai, 2 vols., 1892; rpt. New York: Lemma, 1970, vol. II, pp. 292—311.
[5]. Krappe, Alexandre Haggerty. “La Poursuite du Gilla Dacker et les Dioscures Celtiques”. // Revue Celtique, 49 (1932), p. 106.
[6]. Hull, Eleanor. “The Development of the Idea of Hades in Celtic Literature”. // Folk-Lore, 18 (1907), p. 141.
Перевод (с) Анна Блейз, 2011
Свидетельства нарративных источников
Один из сюжетов, в которых мир фэйри достаточно отчетливо связывается с загробным миром, — это повесть о Байле и Айлин (Айлен) (ирландских Ромео и Джульетте), легшая в основу одной из поэм Йейтса. Байле и Айлин, двое влюбленных, направляются на встречу друг с другом, но некий таинственный персонаж, предположительно Энгус Ок, препятствует их соединению, сообщая каждому из них, что другой умер. Услышав эту ложную весть, оба умирают от горя. Особо значимо здесь то, что эти события были предсказаны друидами: Байле и Айлин суждено обрести вечное счастье друг с другом лишь после смерти [1]. Страна, в которой они должны встретиться за гробом, не названа прямо, но не вызывает сомнений, что имеется в виду Тир-на-Ног. Эта повесть уникальна, но предоставляемые ею свидетельства игнорировать невозможно.
Почти настолько же важен один из эпизодов повести «Разрушение дома Да Дерга». По дороге в этот дом, где ему суждено умереть, верховный король Конайре Мор встречает трех фэйри, красных с головы до пят, и те произносят следующий загадочный стих: «Мы скачем верхом на конях Донна Тетскораха (Donn Tetscorach) из волшебных холмов. Хоть мы и живы, но все же мертвы». Позднее объясняется, что на этих Трех Красных лежит проклятие — трижды пасть от руки короля Тары; дважды это уже свершилось, а теперь близится третий раз [2]. Таким образом, они не обычные мертвецы. То обстоятельство, что они могут быть убиты, но все же остаться в живых, чтобы затем быть убитыми снова, свидетельствует, напротив, о своеобразной форме бессмертия. Кроме того, само это проклятие ставит Трех Красных особняком от прочих фэйри. Но все же невозможно отрицать, что в каком-то смысле — пусть и не во всех — они мертвы. Таким образом, здесь налицо некая связь между умершими и фэйри, хотя, повторим еще раз, это случай весьма специфический.
Как ни странно, именно этим двум сагам — о Байле и Айлин и о Разрушении дома Да Дерга — де Жюбанвиль и его последователи особого значения не придают. Те свидетельства нарративных источников, на которые они ссылаются, далеко не столь убедительны, как вышеприведенные, что лишний раз подчеркивает исключительную редкость подобных мотивов. Де Жюбанвиль придает особое значение сюжету о битве между народом Немеда и фоморами за стеклянную башню Конанда, причем ссылается не на «Книгу захватов Ирландии», а на версию, изложенную в «Истории бриттов» Ненния. Согласно последнему, спутники Нимета (Немеда), видели на башне «некое подобие людей (quasi homines)» и пытались говорить с ними, но не добились от них ни звука. На этом основании де Жюбанвиль заявляет, что обитатели башни были не живыми людьми, а так называемыми «молчаливыми», silentes, из латинской поэзии. Этим словом, silentes, у Вергилия и Овидия, Лукана, Валерия Флакка и Клавдиана обозначаются умершие [3]. Но упомянутой Неннием детали можно дать гораздо более непосредственное объяснение, предположив, что спутники Немеда попросту находились слишком далеко от башни, а потому не могли ни услышать, что им оттуда говорят, ни разглядеть ее обитателей как следует. Ссылка на Овидия и прочих латинских поэтов не может служить доказательством, поскольку речь идет лишь о случайном и непримечательном совпадении слов. И, самое главное, люди на башне были не из Туата Де Данаан, а из фоморов.
Александр Хаггерти Краппе находит значимым сюжет «Погони за Гиллой Декайром и его конем». В этой повести уродливый всадник по имени Гилла Декайр (Gilla Decair), что означает «Непослушный Слуга», захватывает в плен тринадцать фениев и увозит их за море верхом на своем волшебном коне. Финн в сопровождении остальных фениев следует за ними до самой Земли Обетованной, где освобождает пленников, заставив Непокорного Слугу возместить ущерб. Затем все фении возвращаются в Ирландию [4]. По мнению Краппе, Гилла Декайр — это сам Мананнан, Мананнан — не кто иной, как Смерть, а Земля Обетованная — загробный мир. Два персонажа, помогающие Финну в этой погоне, — Ферадах и Фолтлебар, сыновья царя Иннии, — оказываются в истолковании Краппе «теми самыми кельтскими Диосурами, о которых вскользь упоминает Диодор: “Кельты, обитающие за Океаном, воздают величайшие почести богам Диоскурам”» [5]. Но эта отсылка к Диодору имеет смысл только в том случае, если Краппе не ошибается в своей интерпретации образа Гиллы Декайра. Действительно, Гилла Декайр напоминает Мананнана, скачущего верхом на коне по «равнине моря». Да и в поздней сказке «Бедняк в полоску» главный герой, трикстер, которого писец отождествляет с Мананнаном, в одном эпизоде называет себя «непослушным слугой». Но все сходство между двумя этими персонажами объясняется, по всей вероятности, сознательным заимствованием. Сам Гилла Декайр в «Погоне» первоначально объявляет себя фомором, но в конце концов открывает свое настоящее имя — Абертах, сын Аллхада из Туата Де Данаан. Имя же «Абертах» нигде не упоминается как одно из имен Мананнана. Более того, Краппе не приводит никаких внешних подтверждений тому, что Мананнан ассоциировался со смертью. И если Гилла Декайр — олицетворенная Смерть, то почему же он в конце концов отпускает своих пленников и позволяет фениям вернуться в Ирландию? Короче говоря, рассуждения Краппе тенденциозны. Отождествить персонажей «Погони за Гиллой Декайром» с Диоскурами или с самой Смертью позволяет только исходное и остающееся бездоказательным предположение о том, что тема этой повести — смерть.
Последние два примера наглядно показывают, какого рода аргументацию предпочитают де Жюбанвиль и его последователи. Итак, несмотря на то, что некая связь между Туата Де Данаан и миром мертвых определенно существует, нарративные источники в целом свидетельствуют, что она, по словам Элеанор Халл «проскальзывает лишь смутными намеками в нескольких изолированных и неясных фрагментах той части литературного наследия, которая в наибольшей степени сохранила языческий ореол и дух» [6].
Примечания
[1]. “The Battle of Rosnary”. // Gregory, Lady Augusta. Cuchulain of Muirthemne: The Story of the Men of the Red Branch of Ulster. 1902; rpt. Gerrards Cross, Buckinghamshire: Colin Smythe, 1970, pp. 231—232; см. также: Carney, James. Studies in Irish Literature and History. Dublin: Institute for Advanced Studies, 1955, p. 224.
[2]. Cross, Tom Peete, and Clark Harris Slover. Ancient Irish Tales, 1936; rpt. Dublin: Figgis, 1969, pp. 101—102, 122.
[3]. D’Arbois de Jubainville, Henri. The Irish Mythological Cycle and Celtic Mythology. Trans. Richard Irvine Best. 1903; rpt. New York: Lemma, 1970, pp. 67—68.
[4]. O’Grady, Standish Hayes, ed. & trans. Silva Gaedelicai, 2 vols., 1892; rpt. New York: Lemma, 1970, vol. II, pp. 292—311.
[5]. Krappe, Alexandre Haggerty. “La Poursuite du Gilla Dacker et les Dioscures Celtiques”. // Revue Celtique, 49 (1932), p. 106.
[6]. Hull, Eleanor. “The Development of the Idea of Hades in Celtic Literature”. // Folk-Lore, 18 (1907), p. 141.
Перевод (с) Анна Блейз, 2011
![[identity profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/openid.png){kind=small}
no subject
Date: 2011-02-02 07:45 pm (UTC)